Антон Кулаков - Дерево и пень[СИ]

— Как здоровье внука? Говорят он совсем плох?

— С ним Вика, — отрезала Елизавета, давая понять что разговор закончен. Но у Изольды были совсем другие планы по развитию событий:

— Я слышала ты даже в больницу к нему не съездила.

— Откуда ты все это знаешь? — набросилась на нее директриса, — тебе не кажется что это не твое дело.

— Да просто ты спишь и видишь, чтобы он умер — ведь тогда будет гораздо меньше доказательств твоей вины.

— Что ты вообще за человек, — начала Елизавета свою нотацию, — паразитируешь на чужом горе и еще получаешь от этого удовольствие.

— Я может и паразит, — закатила глаза Изольда, — но это горе Вики, я ей сочувствую. А все остальное — только вывеска, ширма. Ни ты, ни твой сынок особо не страдают по этому поводу.

— Кто тебе это сказал?

— У тебя все на лице написано, — парировала Изольда, — до больницы у нее сил доехать не было. Благо что она на той же ветке метро. А сынок твой — это вообще песня отдельная.

Елизавета застыла. Что ей известно про Александра?

— Твой дорогой Сашенька сегодня не ночевал дома. В курсе где он был?

— Он был дома, — закричала Елизавета, она была разъярена, — и хватит разводить поклеп на мою семью.

— Нет, моя подружка, его не было дома. Я своими глазами видела как в шесть утра он выходил из гей–клуба возле Мурманского вокзала в обществе очаровательного мальчика. Они сели в такси и уехали в неизвестном направлении.

— Что за бред? — Елизавета постаралась оттолкнуть от себя даже возможность что это правда.

— Ну… А ты спроси его сама. Мне очень повезло, что этим утром, мой муж фотографировал с балкона нашего дома утренний пейзаж. Я когда у него на компьютере все это узрело меня как током ударило. Какое разочарование! Сын супердиректрисы, правильной женщины, в обществе мальчика. Ты меня слышишь? Мальчика, — не мужчины — а именно мальчика…

— Что ты имеешь в виду, — процедила Елизавета.

— Я хочу сказать что этому мальчику на вид было лет четырнадцать–пятнадцать, не более. Так что пошарь ка в его тайной жизни. Может еще что раскопаешь… А я пока что приобщу это к своему досье…

С этими словами Изольда развернулась и ушла. Елизавета поднялась в кабинет и там дала волю своим чувствам. Она упала в кресло и горько разрыдалась. Ей не хотелось принимать эту правду, тем более, что теперь Изольда крепко держала ее в своих лапах. В кабинет вошла Марфа Игнатьевна:

— Добрый день… О господи, успокойтесь.

— Уйди пожалуйста, — сквозь слезы сказала Елизавета. Секретарша выскочила.

Через некоторое время проходя мимо канцелярии Изольда услышала разговор Марфы и Марины:

— Я думала она совсем сухарь, — говорила Марфа, — она даже когда внук в больнице оказался вела себя строго, будто ничего не случилось. Как я заблуждалась! Ты бы видела как она сегодня ревела в кабинете. Просто ужас! Мне ее так жалко.

Изольда подумала про себя: «Ничего, скоро этот цирк прекратится, ведь я знаю истинную причину того, что Елизавета так рыдала сегодня у себя в кабинете. Ей пофиг на внука. Ей противно осознавать что ее сын — педофил». И с переполнявшим ее чувством одержанной победы она удалилась.

В магазине дяди Стасика с утра как обычно царила атмосфера праздника. Света вышла на работу посвежевшая и похорошевшая. Катя прыгала от радости — Арнольд сделал ей предложение, а сам дядя Стасик задумал заняться каким–нибудь новым проектом. Как по заказу этот проект сам свалился им на голову.

В тот момент когда секретарши закончили окраску лица в приемной появился молодой блондин в драных джинсах, кожаной куртке, кепке, с пронзительным взглядом и очень мягкими чертами лица. Света и Катя посмотрели на этого Аполлона и им стало очень интересно, что же это за явление. Как тут по приемной прокатилось пение юного Аполлона:

Слепой Амур стрелой меня сразил

И забурлило, закипело!!!

Из своего кабинета высунулся Арнольд. Поющий Аполлон подошел к секретаршам:

— Меня зовут Леха. Я подающий надежды певец…

— Мы успели это заметить, — сказала Света, — только у нас магазин!

— Если вы конечно успели это заметить, — закончила Катя.

— Я знаю, — шикарным легким басом сказал Леха. Секретарши прямо провалились в его замечательный бас, — я хочу попросить помощи. Я хочу чтобы дядя Стасик сделал из меня Суперзвезду.

— Суперзвезду? — удивилась Катя, — а по моему вам и так неплохо!

— Да уж, — сказал из кабинета Арнольд, — в нашем полку фриков прибыло. Пройдите ко мне в кабинет, юное дарование.

Леха удалился. Секретарши переглянулись.

— Надеюсь, он не полезет к нему искать завещание дяди Стасика, — сказала Катя и они рассмеялись.

Тут появилась кассир — Зина.

— Привет, Зиночка, — сказала Света.

— Здравствуй, я только что из больницы…

— И как Галина? — спросила Катя.

— Отлично, она была в восторге от цветов. Сказала, что таких бесподобных и безумных цветов она еще никогда не получала!!!

Андрей сидел за письменным столом и перебирал документы. Все сошлось на сей раз. Причем слишком хорошо сошлось — и теперь не нужно думать как выйти из сложившейся ситуации. Андрей отложил в сторону карандаш и взял мобильный телефон.

— Алло, Григорий? Как успехи? Когда назад?

— Думаю что скоро, — ответила трубка голосом Бантикова, — еще пара формальностей и я вернусь в Озерск.

— Всю ночь я копался в бумагах.

— И что?

— Вынужден признать, что ваша гипотеза оказалась верной, — сказал холодным тоном Андрей.

— Что вы имеете в виду.

— Бумаги которые я изучил вполне явно указывают, что виновен в крушении башни покойный Феликс…

9. РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Вика сидела у постели сына и смотрела на аппарат, который поддерживал в нем жизнь. От одной только мысли что ее сына хочет забрать с собой страшная болезнь, которую принесло в Озерск крушение башни департамента, ей становилось тошно и слезы подкатывались к горлу. Но Вика была внуждена глотать слезы и рыдания, чтобы себя не выдать. Именно такое жестокое испытание уготовила ей судьба. И Вика была готова противостоять трудностям и бороться с собой. Иначе никак — назад пути просто нет, и теперь уже к сожалению не будет никогда. Ни Александр, ни Елизавета так и не появились в больнице — их состояние Дениса, похоже, не волновало. И это было не заблуждение. Хотя через 10 минут представилась возможность убедиться в обратном, при этом, правда, в очередной раз убедившись, что семья — это не всегда родное, желанное и любимое.

В окошечке у палаты показался Александр. Вика положила на столик книгу, которую перечитывала и вышла в коридор. В первый момент на нее нахлынули чувства:

— Саша, я не могу терпеть, — она упала ему на грудь и разрыдалась в голос, — наш сын умирает!

— Что за трагедия, ну подумаешь, задохнулся в школе. Вылечится, — совершенно безразлично сказал Александр. Было видно что эмоции Вики его не волнуют. Похоже мамочка уже дозвонилась до сыночка и устроила ему пропесочку по поводу его ночных похождений.

— Саша! У него то же самое, чем заболели спасатели на завале башни департамента! У него нашли в крови то самое вещество. Эта штука скоро задушит нашего сына! — Вика подсознательно была готова умереть вместо сына, чего нельзя было сказать об Александре.

Александр оттолкнул жену:

— Слышать не хочу. Он не сопля какая–нибудь. Выкарабкается. Иди сиди с ним, а я буду в приемной. Подожду маму.

Вот тебе и еще один удар. Любящему мужу абсолютно пофиг на то, что его единственный сын лежит под аппаратом искусственного дыхания и может в любой момент умереть от асфиксии. Вика развернулась и пошла назад в палату. Она хотела провести рядом с сыном как можно больше времени, чтобы не потерять ни единой секунды остатка его жизни. Этим и были заняты ее мысли, когда она возвращалась на скромный стульчик в углу палаты. Вика достала кружевной шелковый платок и вытерла выступившие слезы. Этот платок сын подарил ей на день рождения. Она вспомнила тот замечательный день, когда свекровь вместе с сыном уехала в Москву за покупками, а Вика устроила дома скромный день рождения, пригласив двух подруг. Денис, вместе с одной подругой из школы нашли для нее очень красивый дорогой шелковый платок. Она была очень тронута в тот день. Вика прижала платок к груди и снова неслышно заплакала. Внутри у нее висела тяжесть и ей было очень плохо в этот момент.

Тем временем в приемной появилась Елизавета. Увидев сына она сказала:

— Ты уже здесь, развратник. Что это был за мальчик, с которым ты выходил из гей–клуба?

— Это… а ты откуда знаешь? — удивился Александр.

— Знаю. Если бы мы были не в больнице, я бы тебе не такое устроила, — Елизавета перешла на шипящий шепот, — да я тебя паскудника скорее кастрирую, чем позволю меня позорить. Видите ли он мальчика себе нашел молоденького. Надоела потаскушка которую ты повалил еще в школе?